Свидетельства очевидцев восстания

фрагменты воспоминаний. Оккупация и Варшавское Восстание – воспоминания 15-летнего восстанца

ефрейтор Витольд Конэцки пс. «Сулима»,
st.strzelec Witold Konecki ps. "Sulima"
батальон „Хробры I”
группировка „Сосна”

Оккупация
         Я родился 23-ого февраля 1929-ого года. Моя мать Цецилиа Ванда Гарбовска была дочерью землевладельца, герба „Сулима” владельца имения Бискупице вблизи города Варшава. Отец Станислав Конэцки занимался управлением нашего имения в Милоницах около города Кутно, ведя деятельность в области земледельческого и промышленного производства.
         Раннее детсво я провёл в родном доме в полном достатке, в атмосфере любви, патриотизма и лубокой религиозности. Большой заботой окружали родители наш дом старая лиственничная, крытая гонтом дворянская усадьба в Милоницах. Учёбу в начальной школе я окончил на этапе первого класса. Дальнейшую учёбу я продолжал дома с частным учителем.
         Август 1939 года – с нескольких недель атмосфера в нашем доме была другой чем обычно, царило общее возбуждение, часто говорили об опасности войны, о вражестве немцев к Польше, о готовности польского войска для обороны страны. Отец активно действовал в Обществе Обороны Страны (LOK). Мать скапливала запасы: муки, сахара, соли и мыла. Утром 1-ого сентября разбудил нас отзвук самолётов перелетывающих на большой высоте а потом далёкие глухие вспышки. Моментально распространилось сведение, что начались ожиданные манёвры, которые должны остановить немцев и подчеркнуть силу польского оружия. Всякие иллюзии уничтожило однако официальное сведение, что началась война, а немецкие войска атакуют Польшу от суши, моря и воздуха. Дальнейшие происшествия покатились блистательно. Налёты и бомбардировки, дым и зарева пожаров над городом Кутно, паника среди гражданского населения и решение отца приказывающее внезапную эвакуцию. Мы добрались в деревню Бискупице вблизи местнос
         и Брвинув. Там мы нашлись в центре жестокого сражения, на время которой мы должны были укрываться в подвале каменного дома.
         В ноябре 1939 года мне повезло ещё на короткое время вернуться в имение в Милоницах. В феврале 1940 года имение перехватил III Рейх. Нам приказали покинуть родной дом в течение 24 часов. Генеральная Губерния приветствовала нас ограбленных со всего имущества. С трудом удалось отцу арендовать маленькое совсем опустошённое земледельческое хозяйство, в котором мы стали проживать. В сентябре 1940 года немцы вторично безусловно нас выселили, насажая в хозяйстве немецкую семью.
         В конце нам посчастливилось получить маленькое хозяйство на окраинах местностей Брвинув и Подкова Лесная. Мать всё больше больная, после всех трагических происшествиях какие нас встретили, требовала врачебного ухаживания. Все мы работали в хозяйстве – родители, моя сестра и я. Мимо того я стремился в дальнейшем учиться. Сперва дома а потом с 1942 года я стал учеником 6-ого класса частной школы в Милянувке. С сентября 1943 года я продолжал учёбу на так называемых таинственных комплектах (составах учеников) также в милянувке, доезжая ежедневно по железной лороге ЭКД. Для безопасности учители запрещали нам носить сумки. Учебники приносил дежурный учитель или ученик только в одном экземпляре. Квартиры для учёбы делали доступными учителя или родители учеников только на несколько дней. Так что мы учились всё в других местах.


Движение сопротивления
         Опасность для секретного обучения увеличивалось. Это принуждало учительский коллектив и родительские комитеты к увеличению средств преосторожности. Это стало возможным после организщвания в г. Милянувек тайной организации харцерской „Шаре Шереги” (серые шеренги), командиром которой был. М. Тжонски пс. „Пантера”, а вожатым Мариан Хасса пс. „Ожел” (орёл). Миляновский отряд входил в состав Мазовецкой Хоругви (звена) так называемой „Пущи”, а организационно подлежала правлению блонского района Краёвой Армии – АК, которое входило в свою очередь в состав подрайона АК Варшава Запад о криптониме „Халерово”. Командиром этого подрайона был полковник Францишек Яхать пс. „Роман”.
         Вскоре в эту организацию был принят и я - в октябре 1943 года Присягу принял от нас на окраинах г. Милянувек Мариан Тжонски пс. „Пантера”. Он вынял из кармана харцерский Крест и по очереди от каждого из нас принял присягу, которой формулу мы высказывали кладя два пальца правой руки на кресте. Слова обета, „что всей жизнью мы будем исполнять службу Богу и Польше и что будем послушными харцерскому закону” остались глубоко в наших сердцах. Я принял псевдоним „Сулима” и получил назначение в отряд „Совы” (Анджей Ячевски) в состав, которого входтли среди других: „Путька” (Станислав Гадомски), „Пухач” (Януш Кокели), „Магик” (Агиллес Сьлизински), „Фурман” (Здислав Янишевски) – все мы были учениками того же самого „комплекта” секретного обучения. К отряду „Орла” назначили моего друга, „Мазура” (Витка Сонхоцкого) и Юрка Хоффмана.

         Первые подпольные собрания были чрезвычайно блестящими. Вступительная программа подпольных групп касалась передавания самых важных сведений с фронта, завоевывания харцерских исправностей, муштровки и обсуждания основных принципов конспирации в связи с секретным обучением. Мы встречались не меньше чем один раз в неделю, мы чувствовались частью организованной общественности а дисциплина похожая на военную производила атмосферу боевитости и взаимного лучшего узнания . Однако мы грустили за упражнениями практическими с оружием а тоже и за конкретными подпольными действиями для борьбы с гитлеровским оккупантом. Наши „горячие” головы искали приключения и по больше эмоциональные напряжения. С харцерской организацией „Шаре Шереги” в г. Милянувек сотрудничали наши учители конспиративного обучения, а среди них пани Фрейлихова, пан Лецеевич, пани Непокульчицка, пани Хмельницка, п. Федорович, п.Четвертынски и п. Ячевски.
         Поздней осенью 1943 года, путешествуя ранним утром железной дорогой ЭКД из Подковы Лесной в Милянувек6 я сел в купе напротив маленькой, может быть 8 или 9-летней девочки. На станции Подкова Лесна Главная в вагон вошли от двух сторон 4 немецких жандарма с жестью на грудях и каждого из пассажиров поддали тщательному наблюдению. Заинтересованность жандармов возбудила именно эта девочка. Один из них громко воскликнул - ЮДЭ – после чего схватил девочку за плечи и насильственно вывел из вагона. Ребёнок плакал и вешаясь на руках жандарма кричал отчаянно, призывая милосердия. Вероятно она предчувствовала свой трагический конец. Несколько минут позже девочка была привязана к берёзке электрической проволокой и расстрелена около здания дежурного на платформе. Несколько мужчин, выведённых силой из вагона и с платформы, закапали тело девочки на месте её уничтожения.
         Я был свидетелем налицо этого злодеяния. Я тогда подвергся сильному потрясению и нервному переживанию, я помню однако, что в этот именно момент с полным сознанием и решимостью я постановил имскать отомщения на враге. Мне было тогда пятнадцать лет. Я вернулся из школы домой обременённый (так я и чувствовал) морвальной обязанностью борьбы с оккупантом. В короткое время я связался с паном Стефаном Козловским, моим давним учителем, упрошая его за помощью перенести меня из Шарыш Шерегов в подпольную организацию. Оказалось, что он член Армии Краёвой, действующей на территории Варшавы. Вот Он вскоре оформил все дела связанные с перенесением их харцерской организации в Армию Краёву 5 юношей, в том числе и меня.
         Это былди: Витольд Сонхоцкм пс. „Мазур”, Витольд Конэцки пс. „Сулима”, Здислав Янишевски пс. „Фурман”, Збигнев Рыбацки пс. „Рысь” и Юрек Хоффман пс. „Юр”.
         В эту группу стал включён тоже мой двоюродный брат подхорунжий Тадеуш Вещицки пс. „Джымала”, лет 19. Об этом выдающимся происшествии так пишет в своих мемуарах Витек Сонхоцки (Мазур): „Случилось чень важное дело. Мой приятель из Подковы Лесной Витек Конэцки пс. „Сулима” в одном из розговоров так нечаянно спросил меня не хотел бы я вступить в боевой отряд Армии Краёвой образованный из харцеров „Шарых Шерегов” в группировке „Радослава” действующий на территории Варшавы. Похожие предложения объявил „Сулима” другим товарищам... ”

Повязка Шарых Шерегов

         Военная присяга состоялась на чердаке непостроенного до конца здания сельскохозяйственной школы в Пщелине и в млоховских лесах. Школьные занятия сошли на второй план, мимо того я успел окончить второй класс гимназии. Много времени занимала работа в организации АК на территории Варшавы и в местностях около Варшавы.
Состояла она в теоретическим и практическим обучению воевом и заключала в себе:
- Пользование оружием в роде КБКС, Парабеллум, Вис и Вальтер )занятия происходили в тылу мясного магазина на улице Гроховской).
- Сражения в городе – анализ системы переходов подпольных, каналов, подвалов, обсуждание планов ситуации, с особенным применением пунктов занятых немцами. способы стройки баррикад, борьба на баррикадах, контакты с гражданским населением, собственная безопасность. Этот род обучения состоялся в помещениях так называемого выжидания, между прочим на улице Цегляной, Слиской и Скорупки.
- Пробная стрельба, муштра и присяги состоялись в млоховских лесах, в Подкове Лесной и на территории сельскохозяйственной школы в Пщелине. В этих упражнениях принимали участие несколькие отряды. Наша группа исполняла ежедневно действия по приказам вождей. Это были прежде всего действия вспомагательные в разных акциях к примеру переноса оружия, торговля в разнос подпольной прессы, возглавление в лесах подваршавских (наша специальность) наблюдение за людьми подозрительными о сотрудническтво с оккупантом, поддерживание связи между отдельными членами организации.
         Наша молодёжная группа в течение оккупации имела непосредственный контакт (для целей безопасности) только с подпоручиком Тадеушем Вещицким пс. „Джымала” и взводным Стефаном Козловским пс. „Мирецки”. Все мы входили в состав группировки „Сосны” „Хробры I” под командованием Густава Биллевича пс. „Сосна”. Мы не были герои. Мы исполняли обыкновенные действия военные отвечающие нашему возрасту и квалификациям.

Август 1942 года. Снимок семейный на улице в Варшаве.
Первый с правой стороны Стефан Козловски пс. „Мирецки”,
мой позднейший командир АК группировки „Сосны”

         Подпольная работа была всё больше поглащающая и вот именно это заставило нас к объявлению Родителям, что мы являемся членами подпольной организации, что будем всё реже дома. Трудно сегодня обсудить реакции наших матерей и отцов. В моём случае сперва былщ отчаяние, потом кратовременный протест, а потом согласие с фактором, что сын оставляет родной дом, чтобы по мере своих возможностей принимать участие в борьбе с оккупантом.
         На 10 до 20 дней перед Варшавским Восстанием мы получили приказ постоянного пребывания на улице Цегляной, Слиской и Скорупки. Нам разрешили до этого в течение нескольких часов проститься с семьёй и взять из дому самые нужные вещи собсвеного обихода. Родители провели меня на вокзал железной дороги ЭКД, вкладывая в руку корзинку с конфетами. Что они прошли в момент расставания, я не в состоянии описать. Я знаю, что они это выстояли мужественно.

Значок Группировки Хробры I

ВАРШАВСКОЕ ВОССТАНИЕ
         С 26-ого июля 1944 года в нашей организации царило состояние повышенной готовности. Все пребывали в помещениях „выжидания”. Вскоре (то есть 30 июля) был приказан сигнал боевой тревоги, а через несколько часов наступила его отмена.
         1-ого августа утром Збышек Рыбацки и Мацек Касур получили на несколько часов пропуск домой, а Лешек Янишевски разрешение посетить отца работающего на улице Маршалковской. Я пребывал в помещении «выжидания» на улице Цегляной. В часов 10:00 пришёл связной командой чтобы я немедленно явился на улицу Скорупки к взводному „Мирецкому”. Там я пообедал и в часов 15:00 я получил приказ взятия из амбара двоих пакетов и вместе с товарищем переправки их на улицу Карольковую к контактному пункту вблизи Фабрики Филипса. Около 16:30 присоединился к нам взводной „Мирецки” объявляя, что выдан приказ о тревоге и полная готовность.
         Вскоре мы услышали отдельные выстрелы. Восттанческая акция была начата. Нам подали лозунг разведи и вручили бело-красные повязки, которые мы должны были заложить на рукав в момент нахождения на месте боевых акций. После выхода на улицу Маршалковскую мы заметили необыкновенное движение пешеходов бегущих в разных направлениях. Вблизи улицы Новоргдзкой граждане перевернули трамвай и строили барикаду. Всё больше и больше видны были вооружённые солдаты с бело-красными повязками. С минуты на минуту увеличивалась перестрелка вокруг ближайших мест немецкого сопротивления. Восстанческие повязки были уже на наших рукавах. Мы бежали от ворот к воротам таща тяжёлые пакеты. Всякий момент мы отвечали на требование лозунга. Это была длинная и опасная путь под ожесточённым обстрелом врага.
         Поздним вечером мы добрались к зданию железной дороги на перекрёстке Ерусалимской Аллеи и улицы Желязной. Там продолжалась упорная борьба с немецкими транспортами продвигающимися по железной лороге в направлении – Центральый вокзал. Летели бутылки с бензином, гранаты, работали пулемёты. Там жадные бороться мы сделали несколько метаний бутылками с бензином в направлении врага. Мы имели большие затруднения, чтобы пояснить борющимся юношам, что мы не можем длиннее с ними остаться, что мы должны пойти дальше. Разрешение покинуть это место объявил в конце концов командир после переговоров с взводным „Мирецким”.
         Переправа на улицу Карольковую продолжалась ещё свыше 2 часов под сильным обстрелом, но окончилась счастливо. Около поленочи мы явились для рапорта в швейцарской уже захваченной нашими солдатами фабрики Филипса. Говорят, что атака была короткая и благополучная, а потери небольшие. Вскоре взводной „Мирецки” передал командиру поста пакеты, в которых вероятно было короткое оружие, патроны, повязки и перевязки. У Филипса я встретил нашу группу, а в ней Тадеуша Вещицкого „Джымалу” и Витка Сонхоцкого „Мазура”. Короткий отдых и на следующий день передвижение на улицу Гжыбовскую и расквартирование в Молочном заводе Агриля и Габербуша.
         После захвата Комендантуры Полиции на улице Цеплой, мы получили одинаковые униформы. Я исполнял караульную службу а мои товарищи выходили на боевые акции в направлении улицы Вольской. После нескольких дней нас перегруппировали на Лешно в Городские Суды. Там произошло неожиданное. Мы стали теоретически роспущены, а практически разделены. Наступила смена командования. Одна группа (эта лучше вооружена), стала направлена на жилой квартал Старувка, а вторая в Срюдместье. Конец концов с первой пошёл подпоручик Тадеуш Вещицки пс. „Джымала”. Я остался с второй группой вместе с взводным „Мирецким”и Виткем Сонхоцким. Перед этим однако встретило меня большое огорчение. Жестоко отобрали мне писолет Парабеллум который оставался моей частной собственностью. Пистолет этот я покупил на собственные сбережённости в период до Восстания, от моего друга торгующего оружием с венргами на центральном вокзале. В тех условиях моя просьба о включении в группу первую стала отброшеной.
         Наш путь вёл теперь через Халю мироувскую и Гжыбовскую Площадь. Там мы пережили сильную бомбардировку. Наша группа с огромным усилием и посвящением спасала засыпанных людей к костеле Всех Святых. Много трупов и раненых. Для нас местом целевым было здание на улице Маршалковской 123 и 125, где помещалась группировка IV Района под командованием майора Стечковского пс. „Загончик”. Я был назначенный в компанию „Стефан” II взвода поручика „Славка” и отряда наблюдательно-сигнальной капитана „Зета” Яна Лёски (офицер обучения). Витек Сонхоцки перешёл в отряд поручика „Рума”, а взводной Стефан Козловски пс. „Мирецки” в командование IV Района.
         Вместе с товарищами на чердаке я выполнял должность наблюдателя докладывающего в главное командование о размещении бомбардировок из самолётов и артиллерийских пушек а тоже о движениях немецких войск в районе Саского Огрода (парка).
         Пост был двухместный, круглосуточный, оснащённый в оптические приборы и телефонную станцию. От нас требовали тщательного знания территории (в районе атаков врага) и безошибочного управления картой города. Это должность требовала большой ответственности. На основании наших наблюденй и докладов, командование приготовливало дневные сведения для генерального штаба.
         Немецкие самолёты по три четыре летали вокруг нас на низком уровне и сбрасывали бомбы на пункты по прежнему плану, уничтожая систематически здания и кварталы будучие в руках Восстанцев. Как жестоко выглядели самолёты с видимыми сильюэтами пилотов, которые атакировали нашу цель, а после 40 или 60 минут снова атакировали. Мы не чувствовали никакого страха. Телефонные доклады предупреждены тщательной и точной ориентацией мы передавали внезапно в центральное командование. Мы чувствовали, что мы нужны, что наши должности имеют конкретные смыслы, что подтверждало центральное командование в педаваемых нам похвалах.
         Бомбардировки с воздуха усиливались, несколько самолётов каждый день приносило огромные потери обнимающие районы всё ближе нас. Наш отряд исполнял караульную службу в воротах. В ролях добровольцев помагала тоже взвод подпоручика „Славка” в патрулях в районе Саского Огрода и принимала участие в захватыванию здания „Пасты”, которое находилось в непосредственном соседстве нашего поста. По приказу капитана „Зета” дважды я переходил сквозь Ерусалимские Аллеи с документами для отрядов помещённых в районе улицы Вильчей. Переход сквозь Ерусалимские Аллеи происходил под сильным обстрелом неприятеля, а баррикада охраняемая специальным отрядом восстанцев не гарантировала полной безопасности, так как была под постоянным обстрелом из Банка Господарства Краёвого.
         Вскоре пришёл трагический день для нашей группировки. Вместе с товарищем я выполнял должность наблюдательно-сигнальную на чердаке здания при ул. Маршалковской 125. После 9-ого часа началисб налёты немецких „штукасов” на ближайшие дома. Наши рапорты предостерегали о непосредственной угрозе и опасности. В некий момент мы видим 3 самолёта пикирующие в нашем направлении, выразительно видимые сильюэты лётчиков6 это дроби секунды. Наш рапорт в половине стал прерван, раздался большой раскат и три очередных взрыва потрясли зданием. Вокруг нас пыль, темно и специфический запах аммиака. Порыв воздуха повалил нас на пол. Мы однако живые и целые, лежим неподвижно. После нескольких минут мы пытаемся найти лестничную клетку, но её нет, она разрушена. Мы слышим крики раненых и призывание помощи. Вскоре следующая бомбардировка соседних зданий – ужас. Кажется, что наше отступление отсечено, но нет, после нескольких дальнейших минут, когда пыль немножко опал мы находим а
         варийный выход и вскоре мы находимся на заваленном мусором дворце. Есть убитые и раненые, много людей засыпанных в подвале. Погибли ? наших товарища засыпанных в помещении во время отдыха в верхнем помещении здания. Дание посередине, где находилось командование уцелело. На второй день мы почувствовали потерю товарищей, торжественные похороны состоялись во дворе, Святую мессу исполнил наш ксёндз капеллан. Мы были лишены воды, а пайки питания значительно уменьшились.
         В этих условиях с полным удовольствием я принял предложение товарища, чтобы после службы секретно покинуть помещение, перебраться на другую сторону Аллеи Ерусалимской и взять с молочного заводя на улице Хожей несколько ящиков топленного сливочного масла. Этот дерзкий и опасный план был совершён. Наше оружие испугало парней охрагяющих молочный завод, что разрешило взять из склада 2 ящика сливочного масла, которое после переноса в помещение стало разделено так, чтобы каждый из нас получил равный паёк. После нескольких часов мы стали разоружены и арестованы солдатами Корпуса Безопасности. Дело стало быть серьёзным. Нас привели на улицу Шпитальную и поместили в подвале под помещением К. Б. Вскоре должно было состояться над нами заседание военного суда.
         Прошла раздражительная ночь и ожидание самого худшего. Утром мы нашлись в центре очень сильной бомбардировки. Здание рухнуло в развалинах. Погибли многие солджаты К.Б., были также присыпанные и раненые под развалинами. А мы жили. В подвале было темно, пыль и снова этот аромат аммиака. Маленькое окошко стало засыпано. После нескольких часов мы слышим отклики из наружи. Вскоре окошко стало откопанное и мы увидели знакомые лица наших товарищей, которые пришли нам с помощью. Мы были спаены и выведены поспешно сквозь это окошко наруж. Акция спасения продолжалась в большой поспешности и при страховании вооружённых товарищей. Кажется, что после бомбардировки разбитый состав солдатов К. Б. не думал уже заниматься узниками.
         После тяжёлой, несколькодневной бомбардировке нашего жилого квартала служба отряда подверглась смене. Мы получили приказ спасания из под развалин солдатолв и гражданского населения в районе улиц: Брацкой, Шпитальной, Матейко, Ясной и Хмельной используя немецких пленных собранных в здании ПКО. Ежедневно мы воспринимали восемь немцев и надзирали их работу при добывании из под развалин раненых и убитых. Мы были очень рады наблюдая панический страх, какой выступал у немцев во время налётов и бомбёжек. Во что бы то ни стало они хотели прятаться в подвалах и переулках уничтоженных домов. Тогда мы залпами из писолетов принуждали их оставаться на местах работы (наши залпы не были убиваемыми).
         После нескольких очередных дней наступила перегруппировка наших отрядов из улицы Маршалковской 125/123 на улицу Злотую 62 в большое, крепко построенное пятиэтажное здание. Работа наблюдательно-сигнальная стала обновлена, при увеличении времени службы (2 х 8 часов). Посты были одноличные. Наступила тоже смена командира в отряде, командование принял старший, опытный взводной, проявляющий отвагу и тщательное предостерегание устава. Служба на чердаке была тяжёлой, особенно давалось нам одиночество и отстутстве сна. Воздушные бомбардировки устали, усилились однако артобстрелы из железнодорожной пушки и так называемых „коров”. Ночи проходили относительно спокойно, мы регистрировали обычно многочисленные пожары. Однажды я заснул на посту - разбудил меня взводной выливая на меня лохань вонючей воды взятой из бочки пожарной охраны. Я был испуган, я не знал, что со ьной происходит. Штрафом была ещё одна ночная служба в одиночку и обязанность постоянного рапорта у
         дежурного командующего. Взводной был грозный, но справедливый и внимательный – вероятно одарял симпатией.
         Однажды, когда я выполнял должность на чердаке около 9 часов наступил тяжёлый взрыв, бомба выстреленная из железнодорожной пушки ударила в районе улицы Сенной – я послал рапорт, вскоре пришёл ко мне взводной, чтобы совместно наблюдать территорию. Вдруг мы услышали характеристический свист железнодорожной пушки. Сильный удар в наше здание и после дроби секунды ужасный взрыв на низших этажах. Здание наше как бы приподнеслось вверх и распался совсем. С правого здания остались развалины. Я нашёлся в госпитале на улице Сенной.
         Я потерял сознание и у меня отняло речь. После нескольких часов и усилительных ухаживаниях врачей я пришёл к сознанию. Вскоре я также стал говорить. Я был побитый и искалеченный. По рассказам товарищей я узнал, что я упал с чердака на третий этаж и лежал на балке. Трагическая судьба встретила моего взводного. Его изуродованое тело собрали в мешок и похоронили во дворе. Через два дня побывания в госпитале по собственной просьбе я вернулся к товарищам, которые вместе со всем командованием перенеслись напротив в дом при улице Злотой 65.
         Сведение о капитуляции Восстания мы приняли с детерминизмом и со слезами в глазах. Наскоро мы портили собственное оружие и имеющийся нами боевое оборудование, так, чтобы немцы не имели от него пользы.Наши командующие уведомили о признании нам авансов по службе и боевых орденов; для меня Бронзового Креста Заслуги с Мечами и Креста Валечных (храбрых). Кроме того нам вручили жалование солдватское высотой в 20 американских долларов и усильно агитировали, чтобы остаться в дальнейшем солджатами и перехода в военные лагеря для пленых. Эти подсказки произвели широкую беседу, а даже сопротивление. Известный является мне факт, что многие офицеры с теми взглядами не нашлись в немецких лагерях для военнопленых, и покинули Варшаву как граждане. Утром 4-ого октября наши отряды входящие в состав 15-ого полка пехоты перешли на Площадь Карцелего, где мы сложили оружие и сдались в руки немцев.

Витольд Конэцки
Перевод с польского: Станислав Сьмигельски

ефрейтор Витольд Конэцки пс. «Сулима», st.strzelec Witold Konecki ps. "Sulima" батальон „Хробры I” группировка „Сосна”