Свидетельства очевидцев Восстания

ВАРШАВСКОЕ ВОССТАНИЕ



Анджей (Эндрю) Боровец, род. 24.09.1928, Лодзь,,
псевдоним "Зых"
старший стрелок Армии Крайовой
№ военнопленного 47489

         Эндрю (Анджей) Боровец – родился в 1928 году, варшавский повстанец, солдат 101 взвода, псевдоним "Зых", связной, ходивший каналами из Средместья на Старувку, присоединился к Группировке "Радослав" на Чернякове, сражался в районе улицы Вилановской, эвакуировался вместе с отрядами "Радослава" на Мокотув. После наступления немцев на Мокотув был дважды ранен в течение одного дня и попал в плен к немцам.

         Был в плену в шталаге XIA Альтенграбов. После освобождения служил во II Корпусе генерала Андерса в Италии, затем отправился в Великобританию, где получил аттестат. После получения стипендии начал учебу в Колумбийском Университете, после чего работал журналистом, в том числе для "Ассошиэйтед Пресс" в течение 13 лет (Нью-Йорк, Париж, Алжир, Западная Африка, Женева, Вьетнам), "Вашингтон Стар" в течение 9 лет в качестве "путешествующего корреспондента" (Африка, Средний Восток, Европа, Вьетнам), "Чикаго Сан Таймс" (главным образом средиземноморский район). В настоящее время работает для американского журнала "Вашингтон Таймс".

         Является автором книг, в том числе книги о Варшавском Восстании, опубликованной в США:

         Destroy Warsaw! Hitler's Punishment, Stalin's Revenge (Praeger, 2001).
         Cyprus A Troubled Island
         Modern Tunisia A Democratic Apprenticeship
         Taming the Sahara Tunisia Shows a Way While Others Falter
         The Mediterranean Feud.
         Yugoslavia after Tito.


         Живет на Кипре, время от времени проживая во францзских Альпах.

         Нижеприведенная статья, содержащая основные факты, касающиеся Восстания, была обработана Автором с мыслью о западном читателе нашего сайта.


ВАРШАВСКОЕ ВОССТАНИЕ
Описание, факты и впечатления


         Варшавское Восстание 1944-го года против немецкой оккупации было самым кровавым порывом в истории Польши и жестоким примером смерти миллионного города в сердце Европы. В Варшаве погибло как минимум 150.000 человек, а столица Польши была уничтожена в 90 процентах.

         Трагедия Варшавы была не народным самоубийством, но результатом пяти лет беспощадной немецкой оккупации, а также советского плана захвата восточной Европы "по трупу" Третьего Рейха. Остановив наступление под стенами Варшавы в день начала Восстания 1-го августа 1944, Сталин обрёк Варшаву на разрушение, а оставшихся в живых людей на изгнание. Такая политика дала немцам возможность "сравнять с землей" непокорную польскую столицу, а Советам установить на ее развалинах просоветское коммунистическое правительство. Варшава еще раз заплатила за неудачное географическое положение между державами, которые стремились к завоеванию строптивой Польши.

         В связи с решающей ролью СССР в победе союзников над фашистской Германией Запад предоставил Сталину полную свободу действий, не проявляя беспокойства относительно его целей и поведения Красной Армии на территориях, оставленных немцами. С самого начала, войдя на территорию довоенной Польши, советские войска разоружали польских партизан, арестовывали офицеров и часто высылали целые отряды в лагеря в Россию.

         Командование польского движения сопротивления против немцев, подчиняющееся эмиграционному правительству в Лондоне, считало, что битвы за Варшаву нельзя было избежать – этого требовали настроения в обществе. Варшава хотела освободиться сама, не зная ни геополитических условий, ни сил движения сопротивления, позволяющих начать такую акцию, ни также решимости немцев, стремящихся как можно дольше удержать такой важный для восточного фронта транспортный и снабженческий центр.

         Энтузиазм и боевой дух повстанцев практически не имели себе равных. Их подвели нехватка оружия и отсутствие взаимодействия с Советами, которое, собственно говоря, с самого начала исключала позиция Кремля. Хотя московское радио призывало население Варшавы "восстать и показать дорогу Красной Армии", Сталин не хотел никаких контактов с "польскими фашистами" и с самого начала утверждал, что Восстание было спровоцировано "реакционными эмигрантскими кругами" в Лондоне. Сталину было точно известно о критическом отношении союзнических правительств к польским эмигрантам, которых часто обвиняли в том, что они подвергают сомнению военные усилия русских, занимаясь антисоветской пропагандой.

         Решение о начале Восстания было принято "Бором" (Тадеушем Коморовским), довоенным кавалерийским офицером, известным по международным конкурсам верховой езды, теперь командующим Армии Крайовой, в которой состояло подавляющее большинство членов польского подполья. Польское правительство в Лондоне, которое за несколько дней до начала одобрило план Восстания, узнало о начале боев 2-го августа, когда в Варшаве начала работать радиостанция, для которой не хватало некоторых частей.

         Сначала "Бор" не пытался установить контакт с приближающимися советскими войсками маршала Рокоссовского. Он старался сделать это позже – но русские не отвечали.

         Для участников начало восстания было упоительным, словно желание, скрываемое в течение пяти горьких лет оккупации, внезапно сбылось. Мы не думали ни об опасности, ни о последствиях. И уже после первых нескольких часов оказалось, что Восстание было не только делом "взбунтовавшихся детей", но стремлением большинства населения Варшавы, которое бросилось строить баррикады и помогать повстанцам. Обвинения, разочарование и отчаяние пришли позже, когда Варшаву буквально превращали в прах, день за днем, улицу за улицей, дом за домом, в течение 63 дней. Тогда среди жителей были такие, которые потеряли все и называли нас "поджигателями Варшавы".
         Но сейчас 1 августа, солнечный день варшавского лета, послеобеденное время. В Иерусалимских Аллеях, одной из главных артерий столицы, перед Soldantenheim (дом солдата), на тротуаре, окруженном колючей проволокой, сидят немцы из разных частей, пьют пиво и смотрят на уличное движение. Они не обращают внимания на спешащих молодых людей, несущих большие пачки, завернутые в плотную бумагу – это были рюкзаки, которые таким образом пытались замаскировать! С таким же равнодушием смотрят на это многочисленные патрули, насчитывающие до десяти солдат. Время от времени в направлении мостов на Висле едут тяжелые танки, на которых сидят солдаты в черных мундирах отборной танковой дивизии "Герман Геринг". Никто еще не знает, что именно эти танки, появления которых не ожидало командование АК, будут причиной первых серьезных потерь во время Восстания.

         Подпольщики (средний возраст от 16 до 25 лет, хотя были – естественно – и моложе, и старше) организованы были во взводы, насчитывающие максимум 60 человек, которые непосредственно перед началом акции группировались в роты и крупные отряды. Например, взвод 101 (к которому я относился), состоящий из ребят из харцерской организации, был объединен в одну роту со взводом 116, в котором была как старшая молодежь, так и люди, которые служили в армии до войны. Конспирация охватывала все слои общества. Подпольщиков вербовали, как правило, в своей среде, но различия исчезали во вермя боев. Взводов в Варшаве было около 700, включая специальные взводы: телефонные, минерские, санитарные или жандармерия.

         Первичное военное обучение (исключая элитные отряды) происходило как во время собраний в частных квартирах, и даже в некоторых пустых школьных и фабричных зданиях, как и во время воскресных выездов в лесистые окрестности Варшавы. На сборах нас учили, что такое патруль, передовой дозор, караул и пост, мы разбирали и собирали оружие и пели гимн Подпольной Польши:

                                    Вперед, в бой, солдаты
                                    Польши Подпольной, к оружию!
                                    Божественная сила нас охраняет,
                                    Народ подает нам руку.


         Подпольное харцерство также распространяло подпольную прессу и рисовало на стенах Варшавы патриотические лозунги – за что грозил концлагерь или смерть. Специальные диверсионные отряды выполняли смертные приговоры, которые "подпольные" суды выносили некоторым членам оккупационного аппарата, а также предателям-полякам.

         Большинство повстанцев впервые в жизни выстрелило только после начала акции. Офицерами, как правило, были довоенные солдаты, которым удалось избежать плена после поражения польской армии в 1939 году. Подполье также готовило молодых кандидатов на офицеров и младших офицеров, которые, как правило, сдали свой экзамен в бою.

         Эта масса людей - от 45.000 до 48.000 мужчин и женщин – получала приказы, главным образом письменные, доставляемые в "почтовые ящики", которые были почти в каждом отделении из 6 человек. По подсчетам утром 1-го августа приказы о концентрации разносили примерно 6.000 курьеров, которые передвигались трамваями, на велосипедах или пешком. Телефонов, как правило, избегали, потому что телефонные станции были в руках оккупационных властей и постоянно прослушивались.

         За несколько дней до концентрации нам доставили бело-красные повязки, на которых штемпелем был проставлен номер взвода, буквы ВП, означающие "Войско Польское", и орел – герб польского государства. Мой отряд относился к тем, которые были мобилизованы уже 28 июля в центре города, когда ожидалось, что восстание начнется этой ночью. Концентрация была отменена, но некая часть мобилизованных осталась на так называемых "пунктах ожидания". Это был период нервного напряжения и общего возбуждения, во время которого мы осознали, как мало у нас оружия. Это, однако, не повлияло на наш энтузиазм. Оружие нам пришлют из Англии, а остальное мы захватим у немцев – говорили мы себе.

         Первые выстрелы раздались беспорядочно во многих местах города до 17-ти часов, когда должно было начаться Восстание (Час В). Польское командование было убеждено, что время наиболее оживленного уличного движения поможет застать немцев врасплох. Однако некоторые повстанческие отряды были атакованы, когда получали оружие, другие начали стихийную стрельбу при виде немецких военных или полицейских частей. Несколько маленьких грузовичков, перевозящих оружие, попало в руки немцев. Уже в первый день в северном районе, на Жолибоже, в бою приняли участие танки СС, проезжающие через город.

         В группировке, в которую входила моя рота, и которая должна была захватить "Arbeitsamt", то есть Управление по Труду, находящееся в здании довоенного банка (Земельное Кредитное Общество), которое руководило отправкой людей на работы в Германию, сторожевые посты открыли огонь около 16-ти при виде грузовиков, из которых на площади Домбровского выскакивала немецкая жандармерия. В тот момент, когда раздались первые выстрелы, мой взвод (35 ребят) стоял, построившись в две шеренги, с рюкзаками на втором этаже большого зала Главного Опекунского Совета, который занимался беженцами с разных территорий Польши и одновременно являлся конспиративной квартирой.

         Реакция была любопытной: в первые секунды все "как один человек" отступили от окон в сторону кухни, а минуту спустя, также без приказа, те, у кого было оружие, бросились к окнам и начали стрелять. Во взводе было два автомата и каких-то десять пистолетов. У некоторых были ручные гранаты, у остальных ничего. После отступления немцев на площади остался поврежденный бронеавтомобиль и два трупа солдат (у которых ночью постанцы забрали сапоги!).

         Группировка "Барткевич", к которой относилась наша "смешанная" рота и рота "Ригель", уже принимала участие в атаке на Arbeitsamt, по другой стороне комплекса зданий и дворов, доходящих до улицы Мазовецкой. Помню, как поручик Богун, командир роты, велел мне идти за ним по лестнице, приставленной к окну квартиры на втором этаже здания, откуда был виден объект атаки. Первым человеком, которого я увидел, войдя в комнату, был ксендз возле лежащего раненого. Я оказался на полу, засыпанном стеклом, возле окна, из которого повстанец в берете стрелял из английского атомата "Стэн". Я был ошеломлен своей метаморфозой: из мальчика, живущего с семьей, я стал участником перестрелки, которая усиливалась. Через какое-то время кто-то крикнул "брось гранату". Я вынул предохранитель (так, как меня научили) и бросил гранату во двор под нами. Я был напуган грохотом, который раздался. Глядя в окно, я увидел нескольких немцев в шлемах с большими рюкзаками, бегущих по двору. Несколько минут спустя мы услышали крик с первого этажа: "Ребята, Arbeitsamt захвачен!". Среди объектов, которые обороняли немцы, это был один из немногих, которые удалось захватить той первой ночью.

         Жители начали выходить из подвалов, и одна пани угостила меня компотом из черешни. Элегантный пан с седыми волосами уверял группу женщин: "Я как раз возвращаюсь из штаба, новости прекрасные".

         За ночь душный, солнечный август превратился в серый, почти осенний день. Шел дождь. С позиции возле окна (частично забаррикадированного грудами книг) с видом на Площадь Домбровского и улицу Маршалковскую (центральная улица, пересекающая город с севера на юг) мы смотрели на высокое здание ПАСТ-ы с огромным немецким флагом. По улице проехали три немецких штурмовых орудия на гусеницах, по которым никто не стрелял. По другой стороне улицы бежали люди с повязками, с пистолетами в руках.
         Раздавались какие-то выстрелы из ручного и автоматического оружия. Внезапно громкоговоритель на углу, через который оккупационные власти передавали военные сводки, начал издавать какой-то странный скрежет, через минуту сменившийся мелодией национального гимна, который мы не слышали более пяти лет. Для многих из нас это был наиболее волнующий момент Восстания.

         Катастрофическое состояние имеющегося оружия не привело к отмене Восстания, хотя на решающем совещании командования 27-го июля пять офицеров (из десяти) высказались против операции. "Бор" полагал, что бойкот немецкого распоряжения, призывающего мужчин копать укрепления ввиду приближения фронта, может вызвать репрессии и массовые облавы, которые могли бы парализовать движение сопротивления.

         Повстанцы ударили на немецкий гарнизон, состоящий из 20.000 прекрасно вооруженных и дисциплинированных солдат Вермахта, Люфтваффе, СС, партийной милиции СА и милитаризованной полиции, имея на вооружении около 4.000 пистолетов, 2.600 винтовок, почти 700 автоматов, 30 огнеметов, 200 легких и тяжелых пулеметов и 44.000 ручных гранат, по большей части подпольного производства.

         Хотя некоторые отряды понесли большие потери и были разбиты либо танками, либо во время атак на укрепленные немецкие позиции, повстанцам удалось занять значительную часть города, где население начало вывешивать бело-красные польские флаги. Потери в людях в первый день составили убитыми 500 немецких солдат и 1.500 повстанцев. Около 5.000 повстанцев из северного (Жолибож) и южного (Мокотув) районов, деморализованных потерями, покинули столицу и перешли в окрестные леса. Большинство вернулось в течение следующих дней, когда Восстание начало укрепляться.

         Восстание в Варшаве вызвало тревогу среди высших немецких кругов в Берлине и Мюнхене, включая Растенбург в Восточной Пруссии, где находился главный штаб восточного фронта – и где в то время находился Гитлер. Немецкий диктатор первоначально отдал приказ мобилизовать все авиационные силы на востоке, чтобы полностью разбомбить Варшаву, но потом осознал, что кроме армии там было 23.000 немцев. Это был персонал оккупационной администрации и так называемые фольксдойчи, польские граждане, которые выбрали статус "этнических немцев" и сотрудничали с оккупантом. Чтобы уничтожить Варшаву, Гитлер решил отправить туда специально созданный корпус, командиром которого стал генерал СС Эрих фон дем Бах-Зелевски. Во время послевоенного процесса в Нюрнберге он утверждал, что воспитывался на Поморье "в польских традициях". Во время Восстания он не использовал вторую часть своей фамилии - "Зелевски".

         Когда раздались первые выстрелы Восстания, на восточное предместье Саксонская Кемпа уже входили советские патрули. Они немедленно отступили, заверяя встреченных повстанцев, что скоро вернутся. Это "возвращение" произошло только 12-го сентября, когда Красная Армия заняла правый берег Вислы, а Восстание на левом берегу практически угасало.

         Захват отрядами АК больших территорий Варшавы в некоторой степени облегчил немцам обстрел этих территорий тяжелой артиллерией и безнаказанные бомбежки авиации. Большая часть населения жила в подвалах, хотя некоторые районы – на севере и на юге – сначала щадили.

         План фон дем Баха предусматривал сначала открыть дорогу к мостам на Висле, а потом постепенно подавить Восстание район за районом. Этому сопутствовало безжалостное обращение с мирными жителями, которых выгоняли из домов и часто использовали в качестве "прикрытия" наступающих танков или пехоты. Многие мужчины были расстреляны. Когда "Бор" начал переговоры o "почетной капитуляции" в начале октября, Восстание держалось уже только в Средместье, где продовольствия оставалось на три дня. Подвалы были заполнены ранеными, для которых не хватало лекарств и бинтов.

         Сначала командование Восстания надеялось на значительную помощь союзников, включая переброску польской парашютной бригады из Англии и использование польских эскадр RAF для обороны столицы. Эти надежды оказалось невозможно осуществить из-за значительного расстояния, отделяющего Варшаву от английских и американских баз. Впрочем, польские отделы на Западе были тактически подчинены высшему английскому командованию, и польский главный штаб не мог распоряжаться ими. Сталин ответил категорическим отказом на просьбу Лондона использовать советские аэродромы, чтобы помочь сбросам оружия из Англии и Италии. В период август-сентябрь с аэродромов в Италии был совершен ряд полетов со сбросами для Варшавы, в которых участвовали польские, английские и южноафриканские экипажи. Сбросы производились с небольшой высоты, на соответствующим образом отмеченные световыми знаками площадки в разных районах города. Полеты союзников в Варшаву характеризовались большими потерями в самолетах, а контейнеры часто падали на занятые немцами территории. В конце Восстания сбросы прекратились. В середине сентября над некоторыми районами Варшавы появились маленькие советские самолеты, так называемые кукурузники, летавшие почти над крышами домов и сбрасывавшие оружие, боеприпасы и продовольствие – без парашютов. 18-го сентября 1944 г. был произведен дневной сброс с большой высоты. Над Варшавой появилось более 100 американских бомбардировщиков и несколько десятков истребителей, которые стартовали в Англии и приземлились на советских аэродромах. Только ничтожная часть этого сброса попала в руки повстанцев.

         "Бор", командующий АК, и полковник "Монтер" (Антони Хрусцель), командир округа Варшава, несколько раз просили помощи у советского командования, через Лондон, непосредственно по радио или используя курьеров, которые переправлялись через Вислу к советским войскам. На большинство этих обращений ответа не последовало.

         Восстание продолжалось без всякой помощи. Самолеты союзников с английскими, польскими, канадскими, южноафриканскими и, к концу, американскими экипажами сбрасывали оружие, боеприпасы и лекарства, которые часто надо было отбивать у неприятеля. В районах, занятых повстанцами, повстанческая администрация руководила распределением продовольствия, тушением пожаров, спасением засыпанных в уничтоженных бомбами и артиллерийскими снарядами домах. Многие отряды АК, включая тот, в котором я состоял, участвовали в этих акциях. За исключением так называемых "ударных" отрядов, ситуация с оружием и боеприпасами по-прежнему оставалась драматической. Печатались плакаты, изображающие череп в немецком шлеме с надписью: "Каждая пуля – один немец". В перерывах между акциями, такими как вылазки или оборона перед массированным наступлением, оружие, как правило, находилось на баррикадах, отряды которых передавали его следующей смене.

         Парни и девушки, которые начали Восстание непривычными к почти постоянным взрывам, виду крови и трупов, закалялись. Молоденькие девушки вели вереницы людей каналами, которые все чаще использовались. Несколько тысяч здоровых и раненых покинули таким образом Старе Място, которое пало после трех недель боев. О напряженности боев прекрасно свидетельствует донесение фон дем Баха от 28-го августа, в котором он просит прислать ему "опытную дивизию", утверждая, что "решающее значение может иметь только пехота и отделы саперов, сражающихся в глубоких подвалах и в развалинах домов... Мы ежедневно теряем 150 человек в боях за дома Старого Мяста".

         На рассвете 16-го сентября отряды 9-го полка 3-й дивизии Народного Войска Польского, которым командовал генерал Зигмунт Берлинг, начали переправляться через Вислу на территорию Чернякова. Это была так долго ожидаемая помощь для умирающей Варшавы.
         "Берлинговцы" были преимущественно мобилизованы на территориях восточной Польши после прихода Красной Армии. Многие из них говорили по-белорусски, большинство никогда не видело крупного города – а теперь они смотрели на развалины. Их командир, майор Лотышонок, говорил по-русски. Артиллерийские наблюдатели, которые пришли с ними, высылали радиограммы, прося о поддержке, но переправа войск с Саксонской Кемпы прекратилась под ураганным немецким огнем. Солдаты в польских мундирах, вооруженные до зубов советским оружием, не были подготовлены к уличным боям. Многие были ошеломлены. По сравнению с ними мы, аковцы, чувствовали себя ветеранами (я находился тогда в Группировке "Радослав", среди оставшихся в живых солдат харцерского батальона "Зоська", в который вместе с 10-ю товарищами из 101 взвода мы перешли добровольно. Только четверо из нас пережили бои на Чернякове).

         Высадка "Армии Берлинга" для поддержки Восстания имела характер полной импровизации. Не было ни предварительной разведки, ни подготовки. Берлинговцы просто переправились через Вислу – и оказались в аду черняковской набережной. За неделю боев на ограниченной территории они потеряли около 500 человек убитыми и ранеными. Остальные пошли в плен. "Радослав" оценил ситуацию как безнадежную и, чтобы избежать плена, вывел 200 человек (среди них половина раненые) каналом на Мокотув, южную окраину Восстания. Четыре дня спустя немцы открыли ураганный огонь по Мокотову и начали наступление с нескольких направлений. Те, кто пережил ожесточенные бои, попали в плен или добрались до Средместья после чудовищного 14-часового перехода каналами. Впервые за время Восстания к членам АК, взятым в плен на Мокотове, относились как к военнопленным в соответствии с Женевской Конвенцией, это право солдаты АК добыли в бою. Это было единственное движение сопротивления в Европе, к которому отнеслись таким образом.

         Уже во время войны оказалось, что высадка на левом берегу Вислы, где угасало Восстание, была скорее маскировкой советских целей, нежели конкретным усилием, направленным на спасение Варшавы. Когда на Чернякове еще шли бои, 1-я Польская Армия под советским командованием получила приказ занять позиционную оборону. Самоотверженность солдат Берлинга не имела значения. Такая политика устраивала Запад, и особенно Англию, которая перестала обвинять Москву в бездеятельности. Премьер Уинстон Черчилль, выступая перед парламентом (House of Commons) 5-го октября, утверждал, что Красная Армия не могла сделать больше из-за немецких укреплений на Висле. Такие укрепления были построены немцами только после падения Варшавы. Новый мировой порядок с согласия англичан и американцев отдавал Польшу в "советскую сферу влияния".

         После Мокотова на севере пал Жолибож, а в конце Средместье, откуда повстанцы пошли в плен сомкнутым строем. Во временном лагере в Скерневицах повстанцы с Мокотова маршировали к вагонам, забирающим их в немецкие "Шталаги" не как разбитая армия, а скандируя "Ура АК!" После войны коммунистические власти обвиняли АК в том, что они выбрали плен вместо того, чтобы переправиться через Вислу к советским войскам, что на самом деле было невыполнимо.

Эндрю Боровец


      

Эндрю Боровец во время работы
(интервью с министром иностранных дел Туниса)
- современная фотография

обработка: Войцех Влодарчик

перевод: Катерина Харитонова




Copyright © 2015 SPPW1944. All rights reserved.