Покидая Клоппенбург, мы были уверены, что предусмотрели все возможные проблемы, потому что у нас был мотоцикл, документ из RAF, отдающий нас под опеку военных властей, и документ собственности на машину, но оказалось, что всего этого мало, потому что через несколько десятков километров нас остановил английский жандарм, который заявил, что мы не имеем права передвигаться по дорогам этим мотоциклом, и вообще мы не имеем права путешествовать, а должны сидеть в лагере и ждать репатриации. После наших протестов он отправил нас к местному коменданту города. В конторе нам сказали, что он дома и что мы должны ждать, но у нас не было на это времени, и мы отправились к нему на квартиру.
         Не знаю, чем бы все закончилось, потому что это было не был разумный маневр, но у англичанина в гостях как раз был польский офицер, кажется в звании майора. Это позволило нам объяснить, какие у нас проблемы и почему мы должны ехать на юг в Мурнау и дальше в Италию. Поляк сперва обратил наше внимание на то, что мы ведем себя некультурно, потому что хорошие обычаи и так далее, и велел нам извиниться перед англичанином, что мы и сделали, и только потом рассказал ему о нашем деле. Англичанин не имел ничего против того, чтобы мы ехали дальше, только поинтересовался, откуда у нас мотоцикл и не украден ли он случайно у немцев. Здесь мы могли с возмущением запротестовать и представить доказательство легальной покупки машины. В этой ситуации уже ничто не мешало получить у коменданта города документ, подтверждающий, что такие-то и такие-то едут туда-то и туда-то и что он просит все формирования оказывать нам помощь, а также, что мотоцикл можно заправлять на армейских заправках.
         Мы сердечно поблагодарили обоих офицеров и отправились в путь, стремясь как можно скорее доехать до Айзенбаха, где, как мы знали, мы можем рассчитывать на ночлег в польском лагере. Однако мы видимо просчитались со скоростью нашей езды, потому что в Кассель мы въехали уже ближе к вечеру, к тому же погода была пасмурной. Мы потеряли немного времени в поисках въезда на автостраду до Айзенбаха, так что на ней мы оказались уже в сумерках. Была уже ночь, когда на совершенно пустой автостраде мы увидели красный свет, знак остановиться. Это был американский пост, состоящий из танка и Виллиса. Нас спросили, куда мы едем, а когда мы назвали Айзенбах, спросили, едем ли мы к русским. Видя наше изумление, американцы сообщили нам, что Айзенбах передан русским и что через километр будет граница зоны.
         Мы были в довольно трудной ситуации, потому что окрестности были совершенно безлюдны, а у нас не было ничего, на чем можно было спать, ехать назад мы тоже не могли, потому что сильно устали. К счастью, американцы дали нам свои спальники, и так мы подремали до утра. Тогда нас накормили завтраком и посоветовали ехать на Франкфурт, потому что быстрее и надежней мы доедем, держась автострад.
         До Франкфурта мы доехали после полудня. Здесь мы решили что-нибудь съесть, поэтому начали расспрашивать о каком-нибудь офицерском клубе. Стоящий в центре города на перекрестке американский жандарм на вопрос об офицерском клубе указал нам гостиницу, перед которой стояло много легковых автомобилей, перекрашенных в защитные цвета, и сказал, что officers mess там.
         Мы припарковали наш мотоцикл между этими большими автомобилями и направились к входу, возле которого стоял жандарм, выглядевший так, словно его сняли с витрины. Его взгляд был совершенно бесстрастным, и он никак не отреагировал на наше появление. Ни то, что мы приехали на мотоцикле, ни то, что на нас были видны следы двух дней дороги не произвело на него впечатления. Зато помещение, в котором мы оказались, произвело впечатление на нас - мы были в холле роскошной гостиницы. Находящийся в холле офицер спрасил наши звания, фамилии и ... документы. Просмотрев их вскользь, он внимательно взглянул на нас и сообщил, что умывальные находятся внизу. Когда мы занимались туалетом, в умывальную вошел морской офицер в очень элегантном мундире, который с любопытством нас рассматривал и, наконец, спросил, откуда мы. Слыша его французский акцент, заметный в английском, Юрек ответил по-французски. Завязалась беседа, и командор (капитан 1-го ранга), потому что таково было его звание, пригласил нас пообедать с ним. Это была очень интересная встреча, потому что командор как раз возвращался из Москвы, где был на каких-то французско-советских переговорах. Мы сидели вместе с ним в прекрасном ресторане и, обслуживали нас немецкие официанты во фраках, исполненные любезности и заботливости. Это напомнило мне мой последний обед, который я ел в элегантном ресторане. Это было 31 июля 1939 года в Варшаве в гостинеце "Европейская", куда меня привел отец. Этот, в гостинице Франкфурта – офицерском клубе был первым таким изысканным приемом пищи с тех пор.
         Поскольку мое знание французского было ничтожным, а у Юрека не всегда было время точно перевести то, о чем он говорил с командором, я рассматривал зал, полный военных, ни на одном из которых не было полевого мундира. Я также заметил, что некоторые офицеры с интересом посматривали на наш столик, за которым элегантно одетый командор французского флота, на груди у которого виднелись многочисленные орденские ленточки, разговаривал с двумя молоденькими польскими офицерами, в мундирах со следами длительного путешествия. Когда я обратил внимание Юрека на заинтересованность нами, командор объяснил, что мы находимся в клубе штаба Эйзенхауэра и, несомненно, являемся экзотикой в этом обществе.
         После прекрасного обеда и кофе с десертом мы попрощались с командором и поехали в направлении Аугсбурга. Но до него мы не доехали, потому что недалеко от города остановились в каком-то местечке, и там американцы назначили нам ночлег в немецком доме. Мы легли спать на прекрасной супружеской кровати и когда уже засыпали, появилась какая-то фройляйн с вопросом, не нужно ли нам что-нибудь еще. Нам ничего не было нужно, потому что мы были настолько измучены, что желали только выспаться. Не суждено нам было быстро доехать до Мурнау. Где-то возле Мюнхена, когда я вел мотоцикл, ни с того, ни с сего меня отбросило направо, и, врезавшись в столбик, я перелетел через голову. Летя, я видел пролетающий надо мной мотоцикл, а дальше - Юрека. На наше счастье авария произошла на очень высокой насыпи, так что наше приземление смягчила заросшая кустами насыпь и крутой склон. Проезжающие мимо нас американцы остановились и помогли нам погрузить на их грузовик разбитый мотоцикл, а затем отвезли нас в Мюнхен, где мы нашли мастерскую, в которой нашу машину привели в порядок.
         В Мюнхене мы нашли, а точнее встретили случайно товарищей от "Александра". Насколько мы узнали, некоторые из них уже успели неслабо набедокурить, занимаясь кражами и какой-то подозрительной торговлей, так что попали в тюрьму. Остальные готовились к возвращению в страну, и ни один не выразил желания отправиться с нами в Италию. Наш мотоцикл быстро отремонтировали, так что на второй или третий день мы могли ехать в Мурнау, где нас приветствовали с удивлением, поскольку никто уже не ожидал нашего возвращения. Все считали, что, так же, как и многие другие, мы покинули лагерь, чтобы больше не возвращаться. Наши вещи, которые мы оставили, где-то "разошлись", переданные каким-то гражданским беженцам, и никто не мог ничего нам сказать на эту тему. Хорошо, что все, что было у нас ценного, мы по привычке пленных держали при себе.

МЫ ЕДЕМ ЗА АЛЬПЫ

         Причиной нашего быстрого выезда в Италию было появление двух грузовиков из II-го Корпуса, которыми командовал поручик. Уже не помню, как все было устроено, важно, что он согласился забрать нас с мотоциклом, хотя за нашу развалину мы должны были что-то заплатить сержанту, который командовал грузовиком, на котором мы должны были ехать, но это несущественно.
         В кузове нашего грузовика кроме нас, мотоцикла, каких-то покрышек, запасных частей к немецким автомобилям была груда одеял и группка путешествующих, как и мы, бывших военнопленных, как с 39-го года, так и восстания. В лагере мы получили на дорогу сухой паек, потому что перед нами был день езды. Дорога шла через Гармиш, Инсбрук на Бреннер. Здесь на границе мы встретились с французами, которые почему-то цеплялись к нашему транспорту, но, в конце концов, нас пустили "на итальянскую сторону".
         Близился вечер, когда мы начали спускаться вниз. Затаив дыхание, я смотрел, как меняется пейзаж, как горы убегают назад, а перед нами открываются долины, сильно отличающиеся от тех, которые я помнил по поездкам в Татры или по вылазкам в окрестности Гармиш. Кроме того, становилось жарко, а изменение давления привело к тому, что я заснул. Когда я проснулся, была уже ночь. Автомобиль затормозил и остановился перед каким-то зданием. Освещенный лунным светом пейзаж вызвал у меня ассоциации с виденными дома репродукциями итальянских картин. Глубокая синева теней и более светлый оттенок неба, усеянного звездами, с доминирующим блестящим диском луны, свет которой вырывал из темноты белые стены зданий, окруженных стройными силуэтами деревьев. Все это утопало в старнном звуке, который был мне незнаком и который придавал всему этому странную таинственность. Прежде чем я успел сориентироваться, что это такое, кто-то спросил, что это играет. И тогда я узнал, что это цикады. И до сих пор, когда я слышу цикад, у меня перед глазами встает картина, увиденная в начале июня 1945 года в Больцано.
         В Больцано мы переночевали в доме, занятом Корпусом, и на следующий день после завтрака поехали дальше на юг. Останавливались ли мы где-то по дороге? Кажется да, в Болонье, и кажется там, если я хорошо помню, мы с Юреком Ренцким купили какие-то фрукты. Первые свежие южные фрукты, которые мы ели с начала войны, и первые свежие с начала восстания.
         Наше автомобильное путешествие закончилось в Порто Сан Джорджио, где в центре отдыха, находящемся возле самого пляжа, нас временно разместили, пока мы не получим назначение и не будем предварительно проверены.
         Начались великолепные каникулы, которых у меня не было с начала войны. Место было идеальное. Расположенное возле моря, обеспечивающее пропитание и место для сна в культурных условиях, оно позволяол ежедневно валяться на пляже и купаться в Адриатике. Кроме того, мы ездили армейским автостопом то туда, то сюда, в поисках знакомых и товарищей, которые раньше нас оказались в Италии и уже получили назначения. К сожалению, знакомые моих родителей, которые были на западе, все находились в Англии, а полковник Ежи Левитт, на которого я больше всего рассчитывал, погиб во время десанта в Нормандии. Несмотря на это, мне не очень-то хотелось так быстро заканчивать это dolce far niente (сладкое ничегонеделание).
         Однако все когда-нибудь кончается. Юрек случайно встретил полковника, которого его родители знали до войны, и благодаря нему мы получили возможность попасть в какую-то приличную часть, потому что попасть в серую пехоту или в обозную обслугу мы не мечтали. По его ходатайству полковник Мокшицки, командир 7-го уланского полка, решил взять нас к себе, признав наши звания подхоронжих и взводных, поскольку звание подпоручиков было нам присвоено на время войны. Так завершилась наша служба в авиации, начиналась служба в кавалерии. Той лучшей кавалерии, где лошади были в цилиндрах.

Марек Тадеуш Новаковски

oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Марек Тадеуш Новаковски, род. 01.04.1926 г. в Варшаве подпоручик военного времени Армии Крайовой псевдоним "Абба" Отряд Прикрытия Главного Командования Авиации АК – рота "Лaвы" № военнопленного 102331

Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.