Свидетельства очевидцев Восстания

Военные воспоминания Януша Пашиньского, псевдоним "Махницки", солдата Воевой Группы "Крыбар"




Януш Пашиньски,,
род. 07.11.1924 во Влоцлавке
капрал подхорунжий, солдат Армии Крайовой
псевдоним "Махницки"
2 рота, III Группировка "Конрад"
Боевая Группа "Крыбар"



Детство

         Хотя большую часть своей жизни я провел в Варшаве, по рождению я не варшавянин. Мой родной город – Влоцлавек, лежащий над Вислой, около 150 км на северо-запад от Варшавы.
         Мой отец, Адам, родился в 1882 г. в Хробеже над Нидой, недалеко от Пинчова. Его отец был доверенным лицом маркграфа Велёпольского. Хробеж был майоратным имением Велёпольских. Отец провел детство в Хробеже вместе со своей матерью, а затем с бабушкой, которая поселилась в здании школы. Я запомнил один весьма интересный рассказ отца, касающийся истории нашей семьи.
         В 1863 г., когда началось январское восстание, в дом его бабушки, а моей прабабки пришли товарищи моего двоюродного деда, то есть дяди моего отца, тоже Адама Пашиньского. Они сообщили, что начинается восстание и что он должен явиться в отряд, в котором он раньше принес присягу. Его мать, предвидя, что за ее 18-летним сыном могут придти, спрятала его в шкаф. Прибывшим она сказала, что его нет, куда-то ушел. Однако внезапно Адам вышел из укрытия и сказал: "Мама, я должен идти, я присягал и не могу теперь дезертировать. Лучше пусть меня повесят москали, чем застрелят свои за измену".
         Адам пошел со своими товарищами, и больше его уже никогда не увидели. Мать ездила и всюду его искала. Вероятнее всего, он погиб в битве под Малогощем в феврале 1863 г. Эта битва описана в романе Жеромского "Верная река". Это только предположения, полной уверенности нет. Во всяком случае, он пропал бесследно. Это был дядя моего отца. Мой дед, Станислав Пашиньски, был на несколько лет младше брата, то есть был в таком возрасте, когда еще не мог принимать участие в восстании.
         У моего отца были большие способности к рисованию, поэтому он решил начать учебу в этом направлении. Перед первой мировой войной в Царстве Польском единственный университет был в Варшаве. Это был российский университет. Считалось очень непатриотичным, чтобы поляки учились в Варшаве в российском университете. Можно было учиться в других университетах в России: в Москве, Киеве, Дерпте, Казани, Петербурге, только не в Варшаве. Те, у кого было немного больше денег, учились в Кракове или во Львове, а самые богатые отправляли детей учиться во Францию в Сорбонну, в Швейцарию или в Германию.
         Отец начал изучать живопись в Петербурге в Академии Искусств. Через некоторое время по экономическим соображениям он должен был прервать учебу. К сожалению, не сохранились его работы. Он начал работать в петербургском отделении Торгового Банка в Варшаве. Торговый Банк был основан в 70-х годах XIX века бароном Леопольдом Кроненбергом. У него были отделения в Царстве Польском, а также и в Австрийской Империи, в Петербурге и в Киеве.
         С Торговым Банком мой отец был связан всю жизнь. За работу в петербургском отделении довольно хорошо платили. Отец мог себе позволить часто ездить за границу. Он самостоятельно ездил в Италию, в Африку, был в Алжире, во Франции, дважды или трижды в Италии. Ему полагалось шесть недель отпуска, но только раз в два года. Началась I мировая война. В детстве с отцом произошел несчастный случай, он хромал и ходил с тростью. Поэтому военная служба ему не грозила.
         В Польшу он вернулся только в 1919 г., уже во время польско-большевитской войны. Он переходил через линию фронта где-то на Виленщине, в окрестностях деревни Глубокое. Возвращение было сопряжено с разными трудностями. Выезд из Петербурга сопровождался разными приключениями. В семейных бумагах даже сохранился пропуск, который он получил от советских властей на выезд из Петербурга, и в котором было отмечено, что, будучи калекой, он не подлежит военной службе в Рабоче-крестьянской Красной Армии. Когда отец оказался на польской стороне фронта, где-то на Виленщине возле деревни Глубокое, и увидел первого польского солдата, то от радости поцеловал его.
         Встреченный солдат тоже его расцеловал, что не помешало ему при случае украсть у отца какие-то мелочи.
         Отец обратился в главное управление Торгового Банка в Варшаве, где ему предложили поехать в отделение банка во Влоцлавке и вступить в должность прокуриста. Отец принял предложение.
         Здесь он познакомился с моей мамой Хеленой, в девичестве Зелиньской, которая тоже работала в этом банке. Моя мама была младше отца на 12 лет. Перед первой мировой войной она училась уже в польской школе во Влоцлавке, потому что после 1905 г. россияне позволили открыть польские школы.


Адам и Хелена Пашиньские в 1924 г.


         Мама была родом из старой семьи. Ее мать, Мария Висьневска, Висьневска это фамилия ее второго мужа, прожила 95 лет. Она родилась в 1860 г., умерла в 1955 г. а ее мать прожила более 106 лет. Я ее помню, потому что она умерла в 1929 г., когда мне было 5 или 6 лет. Она жила с дочерью, то есть с моей бабушкой, и я помню один из ее рассказов. Когда она была маленькой девочкой, в сентябре 1831 г., во Влоцлавек вошли польские отряды, которые сражались в ноябрьском восстании. Польское войско тогда отступало правым берегом Вислы после падения Варшавы через Закрочим, Плоцк и Шпеталь – предместье Влоцлавка. Какой-то отряд вроде бы переправился тогда через Вислу и несколько дней стоял во Влоцлавке. Мою прабабушку, которая тогда была маленькой девочкой, кто-то поднял вверх, чтобы она подала цветы командиру этого отряда. Этим командиром был некий Юзеф Бем, тогда полковник. Такой рассказ я запомнил. Прабабушку звали Невядомска. Невядомские были родом из Куявского воеводства, но из той части, которая была приосединена к Пруссии, из окрестностей Могильна.
         Моя мама продолжала патриотические семейные традиции. Она принимала участие в разоружении немцев в Варшаве в ноябре 1918 года. До первой мировой у моей бабушки на улице Пшедмейской во Влоцлавке кроме мамы жили в пансионе ее одноклассницы. Какое-то время там жили панны Вольшлегер из Торуни. Несмотря на немецкую фамилию, это был польский род, с XVI в. живший на Поморье. Отец этих двух девушек был первым польским президентом Торуни в 1920 г. после присоединения Поморья к Польше.

         Влоцлавек был крупным городом – к моменту начала войны он насчитывал больше шестидесяти тысяч жителей. Это был довольно любопытный город. Говорили, что это красно-черный город. Красный потому, что там было много фабрик. Это был промышленный город, и среди рабочих было много членов ППС, Польской партии социалистов – поэтому "красный" Влоцлавек. Это были социалисты, а не коммунисты. Была даже забастовка рабочих, известная во всей Польше, кажется, это был 1933 или 1934 год. Многие влоцлавские фабрики тогда остановились из-за оккупационной забастовки рабочих, рабочие не хотели покидать территории фабрик.
         Зато черный он был по двум причинам: Влоцлавек был столицей епархии – гимназия, в которую я ходил, тоже была собственностью епископской курии. На улицах можно было встретить много ксендзов в черных сутанах. А кроме того, там было очень много евреев, наверно около 15 процентов населения Влоцлавка составляли евреи. Они ходили главным образом в черных лапсердаках. Поэтому и "черный" Влоцлавек. Немцев было несколько тысяч, но, кажется, не больше 3% населения. Зато в окрестностях Влоцлавка было много немецких колонистов.
         Самым крупным промышленным предприятием во Влоцлавке была фабрика целлюлозы, увековеченная в книге "Памятка с фабрики «Целлюлоза»". Были также фаянсовые фабрики, кажется, три. Одна была собственностью Чаманьского, владельцами второй были Тайхфельд и Астерблум, третья была меньше. Владельцами всех трех фабрик были евреи. Кроме того, были известные в Польше фабрики цикория, Бома, "Глеба" и "Стелла". Фабрику Бома основали прибывшие сюда немцы в начале XIX в., в период Варшавского княжества, остальные две, кажется, были еврейскими.
         Евреи очень отличались друг от друга в экономическом отношении. Было много очень богатых евреев, но и очень много еврейской бедноты. На Пшедмейской у нас были соседи евреи. Это были богатые люди – у них был крупный оптовый склад бакалейных товаров. Фамилия их была Крушиньские, их дочь была одноклассницей моей Мамы. В сочельник пани Крушиньска каждый год присылала нам рыбу, щуку или карпа по-еврейски, в сладком соусе с изюмом или миндалем – пальчики оближешь!
         Но было также много бедных. В доме моей бабушки на улице Пшедмейской жило несколько еврейских семей – некоторые были очень бедные. Был такой стекольщик, которого звали Гельбарт. Бабушка сдавала ему квартиру за символическую сумму один злотый в месяц. Он должен был въехать с женой, а всего их было, кажется, восемь человек в этом помещении.
         Я запомнил такой случай, это было уже начало войны. Зима 1939/40, впрочем, очень суровая. Морозы доходили до -30 градусов. Кажется, это был февраль 1940 г. Во дворе дома моей бабушки жил кот, такая ничья дворовая кошка. Иногда люди чем-то ее подкармливали. Ей позволяли там находиться, потому что она ловила крыс. Как-то кошка родила котят, я видел, как она несла по снегу этих маленьких котят, которых держала в зубах. И единственным человеком, который пожалел эту кошку и вынес ей на блюдечке немного молока, был этот бедный еврей стекольщик.
         Поляки и евреи, как правило, жили мирно по соседству. Помню такой случай: во Влоцлавке стоял 14-й полк пехоты; командование полка решило помочь еврейскому спортивному клубу (этот клуб назывался "Маккаби") и при помощи военных отремонтировало стадион или гимнастический зал для этого клуба – по этому поводу даже состоялся праздник. Не было открытых проявлений антисемитизма. Можно было только время от времени заметить деятельность крайне правых организаций, таких как "Фаланга", но они носили совершенно побочный характер – может, кроме таких лозунгов, как: "Не покупай у еврея!".

         Я родился в доме бабушки 7 ноября 1924 г. Вскоре после этого, в 1925 г. мои родители переехали в квартиру в новом здании Торгового Банка. Мы занимали довольно большую квартиру, 3 или 4 комнаты в здании банка. Там спустя год и три месяца после меня, 28 февраля 1926 года, родился мой младший брат – Анджей. Наш отец часто говорил ему: "хорошо, что ты поторопился, потому что, если бы ты опоздал на день, то рос бы в четыре раза медленней, потому что твой день рождения был бы только раз в четыре года".


Семья Пашиньских, 1930 г.


         Мама не работала, занималась детьми и вела дом. Дом, в котором мы жили, был отмечен в Каталоге Памятников Искусства Польши, который издавался с 50-х годов прошлого века.
         В детстве я познакомился во время прогулок в парке со своей будущей женой Зофией Домбровской. Наши мамы познакомились, когда гуляли с детьми. Отец моей будущей жены был начальником почтового отделения во Влоцлавке. Позже его перевели на более высокую должность в Белосток.


Братья Пашиньские с подружкой Зосей


         Мы с братом ходили в начальную школу во Влоцлавке. Это был мужское учебное заведение имени ксендза Яна Длугоша. Когда я начал туда ходить, это была гимназия. До 1933 г. действовала старая школьная система. Я начал ходить во вступительный класс, а позже должен был перейти в первый класс и в течение 8 лет учиться в гимназии. Тогда произошла так называемая реформа Енджеевского, и была изменена система обучения. Из вступительного класса гимназии я перешел в пятый класс начальной школы и в течение 2-х лет ходил в начальную школу - 5 и 6 классы. Позже я пошел в первый класс гимназии, но уже нового типа.
         Всего я учился в этой школе 7 лет: вступительный класс, 2 года начальной школы и 4 года гимназии. В результате этой неразберихи в свидетельстве об окончании 4-летней гимназии у меня написано, что я начал ходить в гимназию в 1932 г., а закончил в 1939 г., то есть 7 лет. Создавалось впечатление, что почти в каждом классе я сидел по два года. Это конечно было не так, я учился хорошо. В 1939 г. после окончания 4-го года гимназии я получил так называемое "свидетельство об окончании школы", и меня приняли в лицей, в который я мог перейти без вступительного экзамена, поскольку хорошо учился.
         Мой брат пошел в школу в семь лет, тоже к "Длугошу". В 1932 г. Его приняли во вступительный класс "А". Он учился хорошо, каждый год переходил в следующий класс, и к моменту начала войны перешел во второй класс гимназии. У него были большие способности к рисованию, которые он, вероятно, унаследовал от отца.
Ендрек был очень отзывчивым мальчиком, что проявлялось, когда он дважды (в 1938 и 1939 годах) был в лагере Марианского Общества на Снежице в окрестностях Мшаны Дольной, где очень часто добровольно замещал товарищей во время разных дежурств, при уборке помещений или когда надо было ходить за почтой в деревню и так далее. Наш законоучитель ксендз Петр Томашевски, который был руководителем этого лагеря, написал ему тогда прекрасную рекомендацию, особенно подчеркивая его отзывчивость, чувство товарищества и бескорыстие.
         Гимназия Длугоша была частной школой, собственностью епископской курии во Влоцлавке. Туда принимали не только католиков, но и протестантов. Зато не принимали евреев. Это была великолепная, замечательная школа, одна из лучших школ в тогдашней Польше.
         В школе у меня были товарищи немецкого происхождения. Это были семьи, которые поселились тут главным образом после второго раздела Польши. Влоцлавек было присоединен к Пруссии после второго раздела Польши в 1793 году. Как-то мы были у одного из этих ребят, наверно на именинах или на дне рождения, потому что протестанты скорее отмечали день рождения. Помню, что мы были в его доме в деревне. Тогда этих немцев там называли голландцами. Отец парня это услышал и сказал: "Мы не голландцы, мы "Auländer", то есть люди с луга, с пастбища. "Aue" это по-немецки луг.
         Какое-то время до войны я был в харцерстве, это были уже не удальцы, но еще не харцеры, это были "волчата". Но это было недолго, каких-то два года. У меня даже где-то есть фотография, как я марширую 11 ноября на параде перед небольшим памятником маршала Пилсудского во Влоцлавке. Мой брат был в харцерстве, но только во время войны, в Варшаве.
         Польская довоенная школа была превосходной школой. Мы воспитывались на примерах наших предшественников, в том числе Львовских Орлят. Во время разного рода патриотических юбилеев происходили торжественные мероприятия. Я прекрасно помню, как однажды (это было начало мая 1939 года) всех учеников и учителей собрали в так называемом Актовом Зале, и мы слушали по радио выступление в Сейме министра Бека, который решительным образом ответил на требования Гитлера.
         Помню также, что незадолго до начала войны, весной 1939 г., был проведен сбор средств в школе среди учеников, родители также давали деньги. За эти деньги школа подарила армии тяжелый пулемет. Это было большое торжество на школьном стадионе. Из казарм 14-го пехотного полка привезли тяжелый пулемет, были речи. В этом мероприятии кроме учеников принимал участие не только весь преподавательский состав, но также влоцлавский епископ, ксендз Кароль Радоньски.


Януш Пашиньски в мундире Вневойсковой подготовки, 1939 г.


         Приближалась осень 1939 г. заканчивалось мое счастливое детство. В ноябре мне должно было исполниться 15 лет.



Януш Пашиньски

обработка:Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова



      Януш Пашиньски,
род. 07.11.1924 во Влоцлавке
капрал подхорунжий, солдат Армии Крайовой
псевдоним "Махницки"
2 рота, III Группировка "Конрад"
Боевая Группа "Крыбар"




Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.